Ширина реки Канчалан в устье — почти в километр. Это судя по карте. А так, вылезши на сухом галечниковом «мысу Желания» из каяка, я блаженно растянулась на камешках, жуя зеленый лук, растущий рядом, и после лимана совершенно не ощущала могучей шири реки, раскинувшейся передо мной. Лишь когда я услышала моторку и увидела ее, малюсенькую полоску, идущую по фарватеру у противоположного берега, я осознала, что Канчалан все-таки могуч.

Низкие берега реки сразу у воды скрывались под зарослями густого кустарника. Галечников, кроме устьевого мыса, пока больше не было видно, но вдоль берега я, вопреки опасениям, довольно бодро продвигалась на веслах против течения. А вот волны на широких заливах все же еще трепали меня, как на лимане. Вечерело, и я тоскливо подумывала о том, что и сегодня не доберусь до поселка.

Впереди на берегу показался яркий предмет пока непонятного мне назначения. На треугольный знак фарватера, вроде, не похож. Да это же палатка! Силы прибавилось, я погребла быстрее и вскоре разглядела за кустами моторку. Мужики вынимали из воды сеть, а на берегу женщины обмахивались ветками березки от комаров.

— Здравствуйте! — приветствовала я людей, удивленно глядящих на меня и мое судно. — Вот в Канчалан плыву.

— Ой, а мы только что костер потушили, сейчас уезжаем, — сокрушались они. — Но вы покушайте, вон там под ящиком чай, сахар найдете, — женщина поднесла мне хлеб, завернутое в бумагу масло.

— А меня в Канчалан не возьмете?

— Да вся моторка загружена, — мужик протянул мне сига. — Возьмите рыбу, уху сварите, отдохните.

Здесь было их стационарное место рыбалки, постоянно стояла палатка, сюда они приезжали на выходные. До поселка отсюда было около двадцати километров. Я вскипятила чай, набросилась на хлеб с маслом, сварила рыбу. Когда уже доедала уху, услышала, что идет моторка! Рыбак с женой на пустой лодке специально вернулись за мной! Вот какие добрые люди! Я и не надеялась на такое, они ведь ничего мне не обещали.

Каяк привязали поперек носа моторки. Я узнала, что вверх по Канчалану на рыбалку далеко не ездят, что с бензином сейчас проблемы и вряд ли кто согласится везти меня наверх.

Объяснив, где живет дедушка Петров, меня выгрузили на берег. Прилив доходил до поселка, поэтому все суда были на воде. Я не стала вытаскивать груженый каяк на берег: потом, при отливе, пришлось бы волочить его по песку. Поэтому я оставила судно на плаву, привязав его за крюк.

Поселок раскинулся на береговом откосе посреди открытой тундры. Одно-двухэтажные домики, деревянные мостки или доски через грязные лужи, ступенчатые переходы через трубы, протянутые над землей — типичный поселок края вечной мерзлоты.

В квартиру двухэтажного дома к Петровым я направилась прямо в том виде, в каком сидела в каяке. Сняла только спасжилет и «юбку». «Кто?» — настороженно донесся из-за двери женский голос. «У меня записка от Турина». Дверь приоткрылась. Женщина недоброжелательно оглядывала меня. Мокрые капроновые штаны с нашитой пеной на коленях для защиты от камней, кроссовки — у меня был такой вид, будто я разгуливала по пояс в воде. «Заходи».

Я стала стаскивать кроссовки.

— Брось, не разувайся!

— Нет, позвольте, я все же разденусь.

С гидроштанов под кроссовками стекала вода, их тоже пришлось снять. «Да. Всего пара дней, а как уже отвыкла от цивилизации, не догадалась ботинки сухие надеть, людей пугаю», — подумала я. Процесс переодевания разрядил напряженность. Я поняла, что недоброжелательность собеседницы лишь внешняя. «А дедушка болен, лежит вон».

Я поведала Петровым о своих планах, о том, что хочу быстрее попасть в верховья Канчалана.

— А как ты сюда приехала.

— На каяке.

— Что за кияк такой?

Мы выглянули в окошко, откуда открывался вид на реку, на причалы. Среди моторок мой кораблик смотрелся невнушительно.

— На этой штуке через лиман?! Пойдем к Макушкину, пускай он тебе бензин дает.

В доме у Макушкина, председателя совхоза, я для солидности вытащила свое командировочное удостоверение от журнала «Вокруг света».

— Вообще-то я путешественница, — представилась я, — но так как мое путешествие немного необычное, интересное и в чем-то уникальное, я заинтересовала им журнал и редакция оформила мне командировку, так что потом напишу статью, а так, в общем, путешествую для себя. Хочу посмотреть Чукотку.

Директор оказался человеком добрым. Родом из Иркутского края, с Онота, вот уже несколько лет, как он приехал на Чукотку и так полюбил ее, что теперь прочно здесь обосновался. Узнав, что я тоже была на Оноте, в его родных краях, он проникся ко мне еще большим расположением.

В том, что путь на Танюрер действительно вполне реален через тот самый ближайший перевал, который я наметила как один из возможных проходов (его и указала основным в картах, оставленных в Москве, в турклубе на случай поисков меня при несчастном случае), я узнала только здесь, у директора совхоза. Вполне реален в том смысле, что по притокам Канчалана действительно можно подниматься по воде, ведя каяк на бечеве, до начала основного крутого подъема на водораздел, по которому посуху, до начала достаточной глубины ручьев, притоков Танюрера, нужно волочиться всего десять километров.

— А встречу я оленеводов?

— Вряд ли, к тому времени, как ты туда доберешься, они уже откочуют из того района, — разочаровал меня Макушкин. И подытожил:

— Программу максимум, конечно, по времени не успеешь. Ну, что ж, выделю бензин, пусть Ятынто тебя везет. Сейчас вода низкая, не знаю, докуда уж сможете подняться.

Что до поселка я добралась своим ходом на этаком утлом суденышке, думаю, сыграло немаловажную роль в том, что директор пошел мне навстречу, выдав для меня дефицитное топливо и людей для заброски наверх. О деньгах здесь даже не было речи. Макушкин устроил меня ночевать в гостевой комнате конторы совхоза, где на пружинных кроватях были навалены матрасы и одеяла. В девять утра я пришла в кабинет Макушкина.

— Мы тут подумали, тебе надо менять маршрут, — Макушкин со своим молодым заместителем Ятынто стояли у карты, висящей на стене кабинета. Я опешила.

— А что случилось?

— Да, мы тут рассудили, ты не сможешь тут пройти, вот другой маршрут, тут полегче, — и директор изложил мне именно тот самый вариант, который я рассматривала в прошлом году: вариант подъема по Ынпынгэвкуулю. — Там короткий волок, там проще.

Здорово, подумала я, значит правильно предугадала приемлемый путь. Но сейчас я была настроена на другой вариант, на подъем по Канчалану.

— Нет, я все-таки пойду своим путем. Там больше гор, там разнообразнее.

— С этим согласен, но ведь это сейчас погода стоит, а как дожди пойдут… Нет, я бы все же советовал по Ынпынгэвкуулю.

Ох уж эти отговоры, как они мне надоели. Правда, Макушкин не сильно настаивал и в результате сказал, что по Канчалану после обеда меня повезет Николай, который лучше знает там места.

Я зашла к Петровым попрощаться, там меня и накормили, и нагрели воды, чтоб помылась перед дорогой. Дедушка Петров скрупулезно пытал меня:

— Нет, ну какой Гачгагыргываам! Девка с ума сошла. Да не пройдешь ты там! Куда тебя черти несут? Да ты в Ныкчеквеем-то не попадешь! (Ныкчеквеемом здесь называли правый приток Канчалана, помеченный у меня на карте как Тнеквеем.)

— У меня карты, сориентируюсь.

— Какая карта! Там столько проток, не разберешься! Ну, ладно, там ориентир есть, если поднимешься и вскоре скала и порог, значит правильно идешь. А потом избушка будет.

— Да ходила же она, — заступилась за меня жена.

— Ну что ходила! Гачгагыргываам! Ну как она пойдет! Мы на моторке там еле пробирались. Тебя снесет!

— Бечевой пойду.

— Ну ладно, вернется, — вздохнул дед и добавил грозно: — В случае чего вниз возвращайся!

— Вернусь, конечно, — успокоила я его.

— А что у тебя от медведей?

— Ничего, — был у меня дома фальшфейер, но я сознательно решила его не брать, слишком тяжелый, граммов четыреста.

— Ничего!! С ума сошла девка.

— Да я на Камчатке…

— Да что Камчатка! — перебил меня дед. — Ой, — он порылся на полке. — Вот тебе ракетница, сверху навинчиваешь патрончик, за пружину дергаешь, он взлетает, разберешься. Так. А костер? Ты же не разведешь. Здесь такие ветра!

Дедушка подарил мне ветровые спички, запаянные в полиэтилен. Они хранятся у меня до сих пор. Еще он дал мне фальшфейер.

— Дают — бери! — приказал он, видя мои протестующие жесты. — Так. Какие у тебя там блесны? Вот тебе блесна, на эту точно поймаешь. Что ты говорила у тебя из продуктов? Крупа? Вот, мясо возьми, — дедушка вручил мне банку тушенки.

— Неудержимая! — окрестил меня дед напоследок — Неудержимая…

— Мы слышали, ты хочешь в Певек выйти? — Лена Меланье стояла за рулем моторки. Она отправилась провожать меня со своим мужем Николаем. Это была та самая моторка, шум которой разбудил меня на лимане, та, которую я видела в устье Канчалана. Они ведь искали меня там, да не разглядели. Лена с Николаем были очень рады, что у меня такая мечта, что я хочу выйти к Ледовитому океану, и что они меня подвозят.

Река сильно петляла, делилась на две большие протоки, далеко расходящиеся друг от друга — как бы на две отдельные самостоятельные реки. По берегам сплошняком росли кустарники ольхи и карликовой березки. Среди них выделялись отдельные более высокие деревца ивы. Сначала рельеф был настолько плоским, что стена кустов и являлась границей нашего обзора. Пейзаж был довольно унылый, под монотонный шум винта даже хотелось заснуть. Но по мере продвижения наверх ландшафт становился более холмистым. Стало видно открытую зеленую тундру. На реке появились перекаты.

Винт моторки стал частенько цепляться за песчаное дно, приходилось выскакивать и немного протаскивать лодку в сторону, на более глубокие места. Винт был пластмассовый, это нас и спасало. «Обратно на веслах пойдем, но тебя забросим как можно выше», — невозмутимо говорил Николай, в очередной раз заводя мотор.

Перекаты участились, скрежетал винт. Меня радовали появившиеся, наконец, обширные галечниковые отмели. Перед повторным раздвоением русла стало совсем мелко, мы сунулись в узкую протоку, сели на мель, и стало понятно, что выше уже не подняться.

На прощанье пьем чай на галечниковой отмели, собираем с Леной зеленый лук, в изобилии растущий здесь. Лена очень довольна — такое богатство — зеленый лук — растет далеко не везде. Они искали его в устье Канчалана — не нашли, и вот теперь его, засушенного, хватит им на всю зиму.

Мы расстаемся. Отталкиваемая веслом от дна, моторка сплывала вниз, после нескольких попыток надсадно заработал поврежденный мотор, последние взмахи рук на прощанье, лица удаляются, люди скрываются за поворотом и вскоре исчезают последние звуки цивилизации. Мне становится тоскливо. Когда теперь увижу я людей?

Да, люди на Чукотке удивительные. Такой бескорыстной помощи от незнакомых людей я давно не получала. Провожатые не пожалели даже самой большой их материальной ценности — мотора — деньги на него копили несколько лет, ведь жить у воды без лодки — как без рук. Несмотря на протесты, они оставили мне все имеющиеся у них продукты, спички и свечку. «Да что ты! У тебя такой путь впереди!» Это было так трогательно! А ведь люди там несколько лет не получали зарплату, а цены в магазинах были в 3–4 раза выше московских. И люди делились со мной последним!

Итак, к моим изначальным 11 килограммам продуктов (1 кг риса, 1,5 кг геркулеса, 3 кг гречки, 2 кг сахара, 1 кг шоколада, 1 кг сухого молока, 0,5 кг топленого и 0,5 кг сливочного масла, 300 г соли, 100 г чая, немного лаврушки и черного перца) прибавились все продуктовые запасы, что находились в моторке: буханка хлеба (в магазине Канчалана я купила одну буханку, и теперь их стало две), почти полную пачка маргарина (граммов четыреста), две банки тушенки (еще одна была от дедушки Петрова), граммов 800 сахара, полкило макарон, стеклянная банка кабачковой икры, 4 пакетика супа, пачка чая (250 г) и пакетик кофе. Таков был теперь мой стратегический запас, а гарантированное местонахождение людей впереди по маршруту было только на побережье Северного Ледовитого океана.

Вверх    Далее