Марина Галкина

По лиману

Итак, моторка ушла без меня. Удрученная, я вернулась домой с Борисом и Антоном. Казалось, я потеряла все силы в этих бесплодных попытках вырваться из Анадыря. Мы снова сели пить дежурный чай с белым хлебом и сахаром — больше в доме из съестного ничего не было. «На таком пайке я скоро истощусь, не сделав и шага по маршруту», — пронеслось в голове. Я вскочила. Было около шести вечера.

— Когда начинается прилив?

— Да вот сейчас уже начнется, — Антон с Борисом недоуменно смотрели на меня.

Действовать нужно было немедленно. В смятении я выскочила на улицу, прошла по тротуару и неожиданно наткнулась на Сергея — геолога. Воистину, Анадырь был большой деревней.

— Ты еще здесь?!

— Да вот моторка ушла, обещали взять, но даже ничего мне не сказали…

— Сама бы плыла, давно бы уже в Канчалане была. 70 километров — подумаешь! Отплывай сейчас, завтра уже в поселке будешь! — оптимизма Сергею было не занимать.

«Положим не 70, а все 120 по лиману, а если поднимется волна? — подумала я, но в споры вдаваться было некогда. — Как просто. Действительно, надо плыть». Я забежала в магазин, купила буханку хлеба, банку сгущенки и возвратилась в квартиру.

— Все, Борис, Антон, спасибо вам, извините, не могу больше ждать. Уплываю.

Все произошло так стремительно, что они не сообразили даже, что и сказать.

От принятого решения прибавилось силы. Я подхватила свой рюкзак и с «пеналом» (чехлом с трубами каркаса и веслами) наперевес почти бегом рванула на улицу. Сообразив, что лучше не перегребать горло Анадыря, а переехать его на барже, я припустила к причалу.

Там как раз отходила последняя баржа в сторону Угольных Копей. Уже поднимались сходни борта, винт вспенивал воду, баржа, шурша галькой, отделялась от берега. Все происходило как в кино. С разбегу я успела перепрыгнуть на борт, и после такой лихой посадки вопрос об оплате проезда даже не встал. С уверенностью профессионального зайца я направилась к ближайшей машине.

— До Угольков не возьмете?

— Я в аэропорт.

— Ну, до развилки?

— Залезай.

Вечер был на удивление тих. Волны почти не было, светило солнце, и водная гладь казалась ласковой и безопасной.

Метрах в двухстах от развилки дорог была автобусная остановка, куда я дотащила свой рюкзак (не забывайте, что весил мой груз под 45 килограммов, поэтому длина пройденного с ним расстояния запечатлялась в памяти весьма ярко) и стала ждать попутки. Но первым подошел рейсовый автобус до поселка Шахтерский, где мне пришлось заплатить 12 рублей за проезд и провоз багажа и, как оказалось впоследствии, это был единственный на Чукотке транспортный расход за все путешествие.

Берег залива у поселка представлял собой узкую галечную полосу, за которой на крутых откосах рос густой кустарник. Множество рыбаков собралось на берегу — начался массовый ход кеты. На меня пристально глядели люди из крохотного балка, стоящего прямо на гальке. Конечно, незнакомый человек с большим рюкзаком и веслом бросался в глаза. «Здравствуйте!» — приветствовала я их и деловито шествовала дальше, перешагивая веревки сетей, растянутых через каждые десять метров. Выискав площадку попросторнее, я вытащила каркас, расстелила «шкуру» и начала сборы. Вокруг меня постепенно собирались любопытствующие.

— Вы бы убрали вещи подальше от воды, сейчас прилив начнется.

— Ничего, я сейчас уплыву.

— А что это за лодка такая?

— Каяк. Одноместная байдарка.

— И куда же вы на ней поплывете?

— В Канчалан, — я не стала распространяться о дальнейших планах.

— В Канчалан?! На этом?! — рыбак почтительно присвистнул. — И на моторке-то страшно. Это здесь тихо, в бухте. А как волна поднимется. У Тонкого мыса недавно утонули, моторка перевернулась.

— Ну что пристали к человеку, не мешайте, быстрей собираться надо, пока погода стоит, с приливом хорошо идти, — невысокий светловолосый коренастый мужчина присел рядом со мной, по-деловому начал помогать мне запихивать каркас в «шкуру».

— Александр Турин, — представился он. — В Канчалане родственники что ли?

— Да нет, я вообще-то дальше пойду, вверх по Танюреру, а там хочу перевалить и сплавиться к Ледовитому.

— А ты откуда сама?

— Из Москвы.

— Из Москвы? И что, на Чукотке часто бывала?

— Да можно считать первый раз.

— И сразу к Ледовитому?

В балке радушное семейство Гуриных накормило меня перед дорогой супом и икрой. С собой мне дали кету и фольгу, чтобы я запекла рыбу по дороге. Александр написал записку дедушке Петрову в Канчалане. «Он поможет тебе, на моторке вверх по Канчалану подвезет».

Наконец, гидроштаны и куртка надеты, спасжилет застегнут. Все вещи разместились внутри каяка, лишь громоздкие ботинки никак не помещались, я запихнула их в нос, по бокам от гермомешка, и в ребристые подошвы теперь как раз упирались мои ноги. «Нормально, в случае чего легко вылезу», — промелькнула в голове дежурная мысль, когда я натягивала «юбку» на кольцо.

Итак, в половине девятого я отчалила от берега, помахала на прощанье провожающим и, уже больше не оборачиваясь, быстро погребла к первому моему «морскому» мысу, мысу Нерпичьему, который километрах в пяти от меня замыкал бухту у поселка.

Небольшая волна набегала на нос каяка, было безветренно и не опасно, но сердце немного сжималось в груди. Открытая акватория, я одна, не сидела в каяке уже месяца два, не проверяла его на воде — как он, не травят ли баллоны, не повредились ли при транспортировке? Стукнула ладонью по борту — все в порядке, звенит, давление держит. Поглядываю на берег справа, автоматически оценивая расстояние — легко доплыву туда, если что. Вода не слишком холодная, градусов десять.

Но по мере приближения к мысу уверенность в своих силах, вера в надежность каяка возвращались. Вот уже и скалистый берег, отдельные камни торчат из воды. Нерпа высунула гладкую темную мордашку из воды и доверчиво рассматривала меня своими округлыми удивленными, будто детскими, глазами. Мое сердце переполняется счастьем, хочется петь от восторга. «Здравствуй, нерпа, я брат твой, мы с тобой одной крови — ты и я!»

Главный барьер — психологический — преодолен. По лиману, такому страшному в мыслях, а на самом деле такому ласковому и приветливому (и пусть это было только в данный момент), можно плыть! Но реальная опасность ожидала меня впереди — горло залива между мысами Тонким и Толстым. А пока я пробиралась вдоль правого обрывистого берега, подгоняемая приливом. Мне открывались небольшие уютные тихие бухточки с песчаными пляжами у подножия обрывов, надводные камни с белыми от помета птиц верхушками. Почему я не поддула здесь каяк — ведь столько было подходящих мест — даже не знаю. Меня охватила стартовая лихорадка и эйфория от удачно складывающихся обстоятельств последних часов. Все это не давало мне остановиться.

Таким образом, я взяла курс к мысу Толстому, так и не сделав остановку на берегу. А поддувать каяк наплаву было практически невозможно. Длинная высокая скала мыса, возвышающаяся всего-то километрах в трех от меня, виделась совсем рядом. Поверхность залива казалась ровной. Но небольшие вначале волны постепенно увеличивались. Нет, барашков не было, ветер был слабый, но здесь, в сужении залива, воды могучей реки Канчалан боролись с приливным морским течением. В результате образовывались высокие, гладкие, довольно широкие волны. Нужно было плыть боком к волне, постоянно держать равновесие и следить, чтобы весло правильно цепляло воду: на скате волны при гребке с одной стороны локоть то черпал воду, и борт заливало по «юбку», то за водой приходилось тянуться в провал между волнами. Сделаешь неправильный гребок, обопрешься о пустоту вместо воды, можешь и перевернуться, а поставить загруженный каяк обратно на ровный киль ох как тяжело, почти невозможно.

В провалах между волнами линия далекого горизонта с боков скрывалась от меня. Большим пологим волнам, казалось, не было конца, земля впереди была все так же далека, как и сзади. Было страшно, но я аккуратно потихоньку гребла и гребла и, наконец, скалистая стена мыса встала передо мной, и я поняла, почему мыс казался мне близким с воды у противоположного берега. Скалы Толстого мыса были значительно выше, чем у мыса Тонкого, а других ориентиров для определения масштаба не было.

За мысом я вылезла на берег. Как раз садилось солнце. Меня незамедлительно облепило комарье — у безветрия есть свои недостатки. Даже в арке тающего снежника эти создания не давали покоя, серая туча, казалось, заслонила от меня пылающий закат, и, надев накомарник, я с благодарностью вспомнила геолога Сергея, подарившего мне этот ценный предмет.

Любуясь оранжево-красно-черными переливами заката, подгоняемая попутным юго-восточным ветром и приливом, я без приключений довольно быстро доплыла до мыса Калашникова. Заметно стемнело, наступало самое темное время суток, но все предметы были легко различимы. Рыбак на берегу так увлекся своим поплавком, что не заметил и не услышал, как я проплыла метрах в пяти от него и причалила.

— Здравствуйте! — нарушила я окрестную тишину. — Вот плыву из Шахтерского в Канчалан.

— В Канчалан? — удивился он. — А туда ведь сегодня баржа прошла.

— Как?! — я не могла поверить такому повороту событий.

— Туда прошла, — махнул рыбак рукой. — Только в Канчалан, больше некуда…

На мысе Калашникова было несколько деревянных строений. В единственной избе жила пожилая чета, супруги занимались разведением свиней. Рыбак Олег, мой ровесник, работал здесь свинопасом. Он был родом из Хабаровска, но, закончив школу, сбежал за приключениями на Чукотку. Кочевал по тундре с чукчами-оленеводами, пас оленей.

Олег пригласил меня в избу попить чаю. Теперь я всем представлялась как путешественница. Хозяева, угостив меня вкусными свежевыпеченными пирожками, недоверчиво выслушали мой рассказ о намерениях, который я отшлифовала и кратко преподносила в следующем виде: программа максимум — добраться до Ледовитого, и программа минимум (для успокоения слушателей) — до Амгуэмы и вниз по реке к Эультинской трассе.

— Конечно, можешь оставаться ночевать, но пока прилив идет, пока погода стоит, лучше идти.

Это напутствие «пока погода стоит» я часто слышала на Чукотке от разных людей. Прочувствовать всю серьезность, с какой произносится эта фраза, можно, наверное, только тем, кто попадал в непогоду этого края. Разомлев в избяном тепле, я встрепенулась, когда села в каяк. Олег махал мне вслед: «Если к нам подойдет моторка, я скажу, чтобы вас подобрали на пути!»

Темнота окружала меня, был полный штиль. Я автоматически гребла в нереальном недвижимом вязком пространстве, и черные очертания стен берегов смыкались впереди узкой полоской далекого горизонта.

К пологому мысу Озерный я подплывала уже при свете раннего утра. Видимо, начинался отлив, так как, ориентируясь по берегу, видела, что продвигаюсь медленно. «Заверну за мыс и отдохну», — решила я. Но за поворотом я узрела баржу, и это придало мне сил. «Вот класс, догнала! Вот повезло-то!» — ликовала я. Было пять часов утра.

Но оказалось, что на барже приехали школьники из Анадыря на пикник, они арендовали это судно и ловили здесь рыбу. Я поспела как раз к копченой нельме. К моей программе максимум школьники и их руководитель отнеслись скептически. «На этом (маленьком каяке) — до океана? Нет, не дойдете». Я не стала спорить и спокойно поведала о программе минимум.

Хотелось плыть дальше. Но, проплыв меньше километра, я поняла, что обессилела и практически не двигаюсь вперед — уже сильно чувствовался отлив. На берегу я растянула палатку на половинках весла, иначе комары не дали бы мне отдохнуть. Берег был абсолютно открытый, тундровый, лишь вдали на склоне холмика начинались редкие кусты. Жарило солнце, и, хотя я не ставила плотного тента, даже под тонким парашютным капроном моей палаточки стало невыносимо душно.

Заснуть так и не удалось. Окончательно на чукотское время я еще не перешла, да и столько энергии скопилось во мне за время сидения в Анадыре, что я готова была свернуть горы. И разве можно спать днем, когда «погода стоит»… Шум моторки вывел меня из полусонного оцепенения. Схватив бинокль, я выскочила наружу. Моторка шла в сторону Анадыря. Женщина-пассажирка тоже смотрела на меня в бинокль. «Сегодня суббота, наверное на выходные в город едут, завтра вечером обратно, а я уже доберусь до Канчалана…»

Я поплыла, хотя и был отлив. Было безветренно, но я долго и тяжело гребла, наискосок пересекая лиман с левого берега на правый, кратчайшим путем стремясь достигнуть поворотного мыса. Мыс, казалось, не приближался. В какой-то момент я ощутила, что силы резко покинули меня. Так бывает на лыжне стокилометрового марафона, если вовремя не перекусишь, пока еще совсем не выбился из сил, внезапно наваливается усталость и просто «встаешь», резко теряешь скорость. Я напрямик поплыла к берегу. Каких-то полтора-два километра, но как же долго я добиралась до него!

Вода здесь была мутной — берег был низкий, болотистый, торфяной и легко размывался волнами. Но выбора не было, пришлось кипятить эту воду. Дровами мне послужили выбеленные, словно истлевшие кости, сухие, как порох, небольшие коряги и палочки, видимо, давно выброшенные на берег большим штормом и ныне почти вросшие в лишайники и мхи. Первый мой костер на маршруте! Банка сгущенки, хлеб и запеченная в фольге кета неплохо подкрепили силы. Можно было плыть дальше.

Резко налетел шквал, начался дождь, пошла встречная волна. Я медленно, но верно пробиралась вдоль берега к поворотному мысу, за которым курс мой менялся почти на северный. Как же медленно я двигалась! Конечно, я ведь перегребала очень сильное встречное течение, но зато делала то, что мне хочется делать, что подсказывало чувство, а не то, что диктовал разум — в общем, я входила в нормальное для жизни на природе состояние. Повернув, наконец, к северу, я поняла, что окончательно выбилась из сил и хочу спать. «Да, до Канчалана сегодня не дойти. Ну, вон до того снежника на высоком берегу догребу и остановлюсь». Эту последнюю пару километров я гребла, наверное, часа полтора, бросая весло и отдыхая на волне, словно утка, видя, как меня легко сносит назад. Прислушивалась к шуму — не идет ли моторка. Моросил дождь, и жара была давно забыта. Снежник был недосягаем, я махнула на него рукой и уткнулась носом в полуметровый торфяной обрывчик заболоченного берега, не дойдя метров двести до намеченного объекта.

Было около шести вечера, еще не прошли сутки с момента старта, а мне казалось, что я плыву уже целую вечность — не мудрено, ведь я прогребла в общей сложности 70 километров. Берег был очень мокрый, здесь росли редкие низкорослые, по пояс, кустики ольхи, я бродила вдоль мочажинок (не просыхающих болотистых лужиц — прим. ред.), среди сфагновых мхов, отыскивая на морошковых кочках место посуше, но тщетно. «Если здесь в самом начале такие проблемы, что же будет дальше? Ну, пусть в ногах будет немного мокро», — заключила я сделку сама с собой и начала растягивать тент.

С трудом развела костерок из тоненьких сухих ольховых прутиков, сварила кашу, но даже не смогла ее съесть — все-таки сказывалось перенапряжение. И спалось плохо.

Утром дождь перестал, но ветер усилился. Небо было затянуто высокими плотными облаками. По мелководью шли крутые барашки. Похоже, я провела на берегу и прилив, и отлив, как это произошло, я понять не могла, проснулась, вроде, не поздно, однако кочка, на которую я вчера причаливала, была под водой — значит, снова был прилив. Что ж, это мне на руку.

Волны прижимали меня к берегу. Казалось, это хорошо, вдоль берега идти безопасно. Но чем ближе к мелководью, тем круче, выше, злее была волна, меня с головой окатывало брызгами. Я плыла вдоль волн, держа равновесие, но некоторые особенно высокие белые барашки встречала носом, поворачиваясь к ним навстречу и удаляясь от берега на 100–200 метров.

Наконец, вдалеке я увидела мыс у впадения реки Канчалан. «Это мыс Желания! — подумалось мне. — Доплыть бы до него, а там! Уже не будет больше огромной открытой акватории, я не буду зависеть от ветров и волн. Теперь уже не будет опасности!»

Вверх    Далее

© Николай Касаткин / info @ kasatik.ru